|
ВЕТЕР ЮГО-ЗАПАДНЫЙ
|
- Простите еще раз. - сказал Штейнер, грохоча доспехами вниз по винтовой лестнице башни и забегая вперед неторопливо спускающегося метеоролога. - Я повторяю. Я сопровождаю особу высокого ранга. И должен сопроводить ее в замок! Когда прибывает воздушный корабль?
Моррид-метеоролог, уже упоминавшийся ранее дедушка Нины из паба, отвечать не отвечал. Он был все-таки очень-очень старым человеком, согбенным годами, и для него собственные мысли были много важнее раздражителей из мира внешнего; Штейнер пытал его вопросами уже не меньше часа и ничего не добился, кроме прерываемых долгими паузами неясных рассуждений о погоде, о кофе, о метеорологии, о разных людях, многие из которых уже умерли, о рыцарях, о замках и воздушных кораблях, об особах высокого ранга, обо всем - кроме времени прибытия того воздушного корабля, какой был нужен Штейнеру. Уже дважды они - то есть Моррид, опирающийся на палочку, а Штейнер за ним - поднимались на самый вверх башни и спускались вниз, метеоролог снимал показания с каких-то своих приборов, глядел в потрепанный бинокуляр на треноге куда-то вдаль и то неспешно беседовал не то со Штейнером, не то сам с собой, то замолкал и погружался в собственные мысли. Возвращаться к Нине у Штейнера почему-то желания не было, и он не терял надежды добиться искомого от Моррида.
Башня была не совсем башней. Похоже, когда-то это было просто необычная в здешних равнинных местах скала, белая, выбившаяся на полтора десятка метров из зеленых трав и зубцом выдающаяся с края обрыва последние несколько тысяч лет - древний камень совсем обветрился и растрескался, в каждой малейшей шели рос пушистый мох, ловя тепло и влагу Норличских высот, всепобеждающие травы карабкались на камень снизу, и старая скала казалась продолжением весенней равнины.
Но совсем недавно по счету времени скалы и в незапамятные времена по счету людей кто-то разумный нашел старую скалу удобной для наблюдения за бескрайним Туманным океаном, или за полями вокруг, или за синим горным хребтом на горизонте. Кто-то властный веками позже указал на скалу не знающим противоречия перстом, и кто-то трудолюбивый натаскал к ее подножию камней, подпер монолит от падения другими, меньшими по сравнению глыбами, надстроил его искусной кладкой до двадцати метров высоты и вытесал по всей его окружности крутую лестницу в четыре витка.
Была ли крыша на самом верху, над верхней круглой площадкой с обточенными временем зубцами, горел ли там неугасимый огонь и несли ли на древней скале беспрерывный дозор отважные воительницы в блестящей броне - да-с, это Александрийская земля, в вечном владении воинственных королев испокон веков и до скончания времен. Было ли это все, теперь сказать было сложно, поскольку все это заменили мирные инструменты старого метеоролога и сам он, да еще покрытая брезентом стрела погрузочного крана, спущенная между меловыми зубцами башни.
Моррид ее не трогал, а Штейнер о ней не спрашивал, хотя стрела, по мнению романтичного капитана, немало вредила башне: от старого камня пахло ночными кострами, бессонными ночами вахты, пограничными стычками, погонями, настоящими сражениями, приложи, казалось, ухо к скале - услышишь скрежет натачиваемого оружия, неторопливые полуночные разговоры караульных и сонное квохтанье верховых чокобо, спящих по своое привычке на одной ноге у подножия башни, оседланных и всегда готовых, когда вспыхнет на башне особо яркий огонь и слетит по четырем виткам лестницы встревоженная хозяйка и вспрыгнет в седло, мчаться с грозной вестью - быть может, навстречу настоящим подвигам, победам, триумфам, каковые щедро раздает судьба людям, которые ее никогда, никогда не боятся. И у капитана Штейнера при этих мыслях сладко ныло сердце, и он отставал от Моррида и прекращал свои расспросы - на несколько минут. Пахло от башни самой Историей в ее не тронутом непочтительными руками виде, и, даже если все, о чем думал капитан, было навеяно лишь его фантазией и башня во все времена служила лишь мирным наблюдателям вроде Моррида, следящим разве что за погодой, все равно - всегда сладок запах времени для ищущего настоящего в прошлом.
Моррид и Штейнер вошли в домик метеоролога, крошечное строение, прилепившееся к подножию метеобашни, как грибок у основания старого пня. Снаружи казалось, что домик как игрушечный, жить в нем нельзя - но места хватало для кровати с никелированными шишечками, для дровяной плиты, на которой благоухала кофе раскаленная турка на длинной ручке, для стопок книг и рукописных таблиц на забившемся наполовину под кровать столике и просто на полу, для ходиков на стене, для искусно собранной модели - ба! - летающего театра "Прима Виста" в одну шестидесятую - под потолком на тонких нитях, и для самого тихо усмехающегося в моржовые усы Моррида. Штейнер в домике помещался не полностью, он стал на пороге, сворачивая шею, головой внутрь домика и заняв могучим телом весь дверной проем.
- Когда прибудет корабль? - в сотый, наверное, раз спросил Штейнер. - Вы тут один знаете.
- Да? Конечно. - хмыкнул Моррид, отставив к стене свою палку и взяв дышащую паром турку за ручку, вертя ее так и этак, чтобы кофе скорее остыл.
- Мне так сказала ваша внучка. - буркнул Штейнер.
- А-а. А уж я-то подумал - кто. Да. Конечно.
Моррид вдруг лукаво глянул на капитана и добавил:
- А ведь вы мне об этом уже говорили. Два раза.
Штейнер вздохнул.
- Я, конечно, уже весьма немолод. - неторопливо сказал Моррид. - Даже так. Я совсем уже старый. И могу забыть, о чем вы говорили. Я помню, какой был ветер сорок лет назад в этот же день - северо-северо-восточный, пять и восемь с утра, после полудня три и три... А ко мне тут не так часто ходят. Только маленькая Роза - нет, Нина, она она носит мне продукты, дрова и кофе, и я каждый месяц, первого числа, сдаю отчеты этому молодому, не помню, как его зовут. Какая она все-таки славная девочка.
- Может, все-таки вспомните про корабль? - с надеждой спросил Штейнер.
- Да. Конечно. Нина носит мне кофе, сейчас в деревне много хорошего кофе. Его привозит тот молодой, не помню, как его зовут, а я его варю и пью, потому что у меня трудная работа, и меня расслабляет один запах кофе. Я один так умею варить кофе, больше так никто не умеет. Лет десять назад, зимой, приходил ко мне другой молодой, толстый, я забыл, как его звали, но он очень просил меня научить варить кофе так, как я это делаю. И я его научил, потому что правильно варить кофе - большая наука и нужная. Настоящий, хороший кофе должен быть правильно приготовлен и правильно сварен. Кстати, вот хороший кофе. Хотите чашечку?
- Благодарю вас. - буркнул Штейнер, принимая дымящуюся чашку. Кофе был горячим донельзя, но действительно вкусным. Вдруг и правда старик знал какой-то связанный с его приготовлением секрет?
- Я здесь не для того, чтобы кофе пить! - рявкнул Штейнер, отставляя пустую чашку и искусственно подогревая в самом себе злость, раз уж простые слова не работали. - Скажите мне, когда прибывает грузовой корабль? А то ее высочейшее королевское величество Брана Тил Александрос воздаст вам по заслугам!
На старика эта угроза не слишком подействовала:
- Да? И что же?
- Ваша башня перейдет в королевскую собственность...
Моррид удивленно воззрился на Штейнера.
- Я здесь работаю почти пятьдесят лет и все это время башня и так принадлежала королеве. И этой, и прежней, которая была до нее, и так всегда. На моей памяти не первая королева правит в Александрии. Еще кофе хотите?
- Вас заменят другим метеорологом.
Моррид как-то поскучнел.
- Я же здесь живу. Незачем присылать сюда другого метеоролога, молодого, в такую глушь. Ему нужно жилье, жалованье, может, у него жена, и дети пойдут, а работаю я ничем не хуже, чем пятьдесят лет назад.
Штейнеру стало стыдно.
- Я не то хотел сказать. Прошу прощения. Я и не сомневался.
Моррид довольно улыбнулся, наполняя себе очередную чашку.
- Ветер сегодня юго-западный, семь и четыре. Дождя несколько дней не будет после сегодняшнего. Кофе?
- Да, спасибо.
- Вы же со мной давно разговариваете, хотите узнать про корабль. Я старый, но я все помню. Вы все время спрашиваете: "Когда будет корабль? Когда будет корабль?".
- А вы знаете все-таки или нет? - спросил Штейнер.
- Да.
- Вот. - сказал Штейнер. - Знаете, а мне не говорите. А я должен сделать хорошее, правильное дело. Чего бы это мне не стоило.
Доставить принцессу Гарнет Тил Александрос в замок. Хотя бы и против ее воли. Это правильно.
- А кто определяет, что правильно, а что неправильно? Неужели вы?
- Кто угодно. - буркнул Штейнер. - Всякий знает, что правильно, а что нет.
Моррид тихо засмеялся в усы.
- Вы еще зелены. Поживете даже не с мое...
- А когда корабль прибудет-то?
Моррид поставил чашки и блюдца на полку и турку на потушенную плиту.
- Только что прибыл. Вот только что. Его, наверное, сейчас загружают. Вы меня простите, что я вас столько здесь продержал. Приятно поговорить с хорошим человеком лишний раз. А я тут живу бирюком, только Роза - нет, Нина...
- Могли бы и раньше сказать... Огромное спасибо! - завопил Штейнер, выскакивая из домика и мчась вниз по склону. Моррид выглянул из дверей домика, помахал вслед капитану, улыбаясь собственным мыслям.
Корабль был не совсем того рода, что ожидал увидеть Штейнер. Хотя и то, что стояло на лугу, прямо посреди вычерченных в колыхающейся траве исполинских меловых кругов, проведенных в незапамятные времена, в равной мере с ними поражало воображение. Это был аэростат.
Гигантское его тело, широкое и длинное, обтекаемое, недвижно повисло над травами луга, над древними кругами, отбрасывая необъятную тень. Старый аэростат презирал силу тяготения, приковывающую все и вся к поверхности планеты, все живое и неживое, гордился своим превосходством даже над всем летающим, над птицами и насекомыми, даже над другими воздушными кораблями, зависящими от тяги несущих винтов, удерживающих летучие машины от падения с высоты, на которую они сами вознесли себя. И у него было на то право - как у того единственного, кто невесом и потому свободен навсегда, кто может парить всю свою жизнь до ее скончания, не связавшись с любыми средствами, кроме собственной природы. У такого аэростата - просто должен быть тот характер, что у огромного, старого бывшего вожака диких слонов, служащего теперь людям: он сам делает им одолжение, таская грузы, и добродушно смотрит с высоты своего роста на суетящуюся мелкоту, вообразившую себя его хозяевами и не понимающую, что в любой момент он может, если захочет, разорвать свои цепи и уйти в лес, где он родился и он умрет, его мир, его стихию, как небо для аэростата.
В темно-желтую, выгоревшую на солнце плоть тихо покачивающегося баллона впились тонкие канаты, расчертив огромное тело баллона мелкой клеткой. Гигантская стальная рама, венчавшая аэростат на середине хребта и далеко разнесшая в стороны свои стрелы с парой огромных тонких винтов на концах, придавая летучему исполину то достоинство, какое слону-вожаку придают его огромные бивни, пусть затупленные работой, пускай окольцованные. И груз-гондола был при нем, тонкая черная ладья с конской головой на носу, подвешенная в паутине канатов - но аэростат смотрел на нее с высоты взором старого философа, знающего жизнь и не позволяющему ничему смутить себя.
Гондола была куда больше, чем Штейнеру показалось сначала. Ладья, черная, изящная, была не меньше пятнадцати метров в длину, пяти-шести в высоту и очень напоминала старинный морской корабль со своим изгибом бортов, выгнутым килем, надстройками на палубе, а стилизованная конская голова на носу с раскрытой пастью, налитыми гневом резными глазами и намеченной одними зарубками гривой дополняла сходство. Казалось, отпусти ее канаты - луг расступится перед черной ладьей солеными волнами, борта оденутся многоцветными щитами, распахнется полосатый парус и она понесется вперед, навстречу приключениям.
Как могли люди связать одной упряжкой два столь несхожих создания рук своих? Слоновидный исполин-аэростат мечтает о небе, а ладья грезит морем; но они прикованы к земле своей общей работой. Вот огромные бочки, принайтованные к бортам, отяготили ладью, и люди торопятся, погоняют своих желтых птиц, никогда не мысливших о полете, волочащих в упряжках новые бочки, выволакивая их из большого люка в траве, распахнутого солнцу настежь.
- Эй, вы! - гаркнул Штейнер, не успев толком приблизиться. Грузчики оставили работу, вытаращились на него, а затем кто-то крикнул:
- Вот он, тот самый мужик в доспехах, что я вам говорила?!
И немедленно всех как ветром сдуло. Народ в течение нескольких секунд скатился в подземелье; человек на чокобо щелкнул языком, рванул поводья, и чокобо побежал к деревне, высоко поднимая голенастые ноги, а бочка, в которую он был запряжен, покатилась следом. Второй чокобо, уже распряженный, нырнул в люк вместе с людьми. Последним к люку добежал, прихрамывая, Рей, двухметровая крышка с прикрепленным дерном почти опустилась, но Рей, демонстрируя неплохую спортивную подготовку, прыгнул, покатился по земле и ухитрился не только попасть в узкую щель, но еще и погрозить Штейнеру крепким кулаком изнутри. Штейнер добежал до люка и забарабанил по крышке, но никто, конечно, ему не открыл, и Штейнер остался наедине с крышкой люка, баллоном аэростата над головой, тихой ладьей-гондолой рядом и еще - двухметровой бочкой по соседству, уже поставленной вертикально, но еще не подвешенной к борту ладьи.
Бочка не то что бы заинтересовала Штейнера, но внимание его привлекла. Он обошел ее, изучил знакомую эмблему на круглом боку - четырехконечная звезда в зеленом круге - потрогал медный клепаный обод и собрался было идти к гондоле, но тут изнутри бочки раздался какой-то треск.
Штейнер вздрогнул, и тут треск раздался снова, а затем верхняя крышка бочки явственно шевельнулась.
Капитан Штейнер не был человеком трусливым или, тем более, суеверным (а вдруг там злые духи?), но знал твердо: в бочке с шевелящейся крышкой должен кто-то сидеть, иначе некому шевелить эту самую крышку. И, судя по размеру бочки, этот кто-то был немалого роста, как решил Штейнер, а, судя по тому, что обитатель бочки лез на волю, сидеть в бочке ему совсем не нравилось. Еще вся эта секретность, с которой велась погрузка бочек - значит, обитателей бочек надо прятать, почему? Потом, в бочках, а их на бортах гондолы штук семь, сидят семь плюс один - восемь этих... обитателей. И вообще, лучше ткнуть эту бочку мечом от греха подальше.
- Эх, будь что будет! - махнул рукой Штейнер, стаскивая со спины палаш и примериваясь.
Крышка пошевелилась снова, и тут ее изнутри пробило что-то острое, и тут же спряталось обратно; Штейнер успел только краем глаза заметить мелькнувший над крышкой предмет. В крышке осталась недлинная тонкая щель с расщепленными краями. Что это было - лезвие или коготь? Кто ж там сидит?
- Раз! - сказал капитан и ткнул в бочку острием.
Окрестности взорвал дикий, совершенно нечеловеческий вопль, подобного Штейнер слышать не слышал никогда. Он почувствовал, как волосы у него на руках подымаются дыбом, выдернул меч, отступил на пару шагов и изготовился встретить неведомое чудище из бочки, явственно разъяренное донельзя и потому страшно опасное.
- Вааааа!!! - вопило "чудище". - Какая сволочь это сделала?! Убью! Слышишь, гад? Вылезу - убью!!!
- Может, они так проверяют, живые мы здесь или нет? - спросил другой голос из бочки.
Штейнер медленно опустил меч и начал оседать в траву. Он понял, что ошибся.
Клинок второй раз пробил крышку, походил в щели, расширяя ее и выламывая всю доску; потом в расширившемся отверствии показалась кисть руки в некогда белой перчатке, ухватилась за край, подергала вверх-вниз и вовсе разломала крышку. И над краем бочки показался, разумеется, Зидан-вор. Он перекинул ноги через край, сел и только тут увидел Штейнера.
- Ты! - выдохнул Штейнер.
- Я! - бодро ответил Зидан с улыбкой, не предвещающей ничего хорошего. Он легко оттолкнулся обеими руками от своего края, вытянулся от бочки ногами вперед, и тут Штейнер почувствовал, как в челюсть ему что-то ударило со страшной силой - как выяснилось потом, каблук, - а потом что-то ударило уже по затылку - как выяснилось, земля. Безмерно удивленный капитан растянулся перед бочкой. Зидан спрыгнул рядом, пнул Штейнера пару раз в бронированные бока и запрыгал рядом, растирая собственные руки и ноги. Штейнеру, понятное дело, удары особого вреда нанести не могли, но он лежал в траве и слабо трепыхался, как перевернутый жук. Лицо у него пошло красными пятнами, поскольку следом за Зиданом через край бочки перекинула ногу и ловко спрыгнула вниз принцесса Гарнет Тил Александрос, а за ней пытался выкарабкаться магистр черной магии Виви.
- Каково? Я же без хвоста мог остаться! Даже хуже, чем без хвоста! - сказал Зидан, ощупывая на себе область пониже спины. - Мы тут сидим в бочке, ждем спасения, я честно ковыряю крышку ножом, приходит чугунный дурак, и вместо того, чтобы спасать свою ненаглядную принцессу, пытается наколоть ее на меч. Вот как это, по-вашему?
- Моя принцесса! - заорал Штейнер, вскакивая на ноги и тыкая пальцем то в сторону Кинжал, то в сторону Зидана. - Куда мир катится?! А кстати, как вы оказались в бочке? Это его вина?
- Штейнер, прекрати. - сказала принцесса.
- Так точно, Ваше Высочество. - немедленно ответил капитан.
- Корабль!!! - радостно закричал Зидан, подскакивая на месте. Он прошелся колесом от бочки прочь и побежал вокруг мирно стоявшей на резном шасси гондолы. Штейнер с отвращением глянул вору вслед.
- Штейнер, это длинная история. Мы были в подземелье под деревней.
- Под деревней есть подземелье, моя принцесса? - оживился Штейнер. Кинжал обернулась к подбегающему Зидану:
- Зидан, я даже не знаю, что сказать Виви. Он такой несчастный после этого подземелья, а я так ничего и не узнала, что же творится в замке.
Зидан протянул маленькому магу руки и помог ему спуститься с бочки на землю.
- Мы вообще ничего толком не узнали. О Черных Магах, например. Зато вот корабль...
Штейнер подобрал меч и теперь стоял смирно. Краснота с его лица уже сошла, но в голове роилась целая стая разнородных мыслей, мешаясь и размножаясь со страшной скоростью. Основная все-таки не потерялась:
"Надо посадить мою принцессу на корабль".
- Чугунка, куда корабль идет-то?
Штейнер стоял на месте, хлопая глазами. Зидан помахал рукой у него перед носом.
- В Линдблюм! - опомнился Штейнер. - Разумеется, в Линдблюм! Куда же еще?
- Ну, нам как раз туда. Вот хорошо-то! Ты спрашивал кого-то, что ли?
- А... Да, да, старика-меторолога вон там, в домике у башни. Так что все точно.
- Вот хорошо-то! - повторил Зидан уже спокойнее, хлопая себя по карманам и явно пытаясь что-то найти.
- Стойте. - подал голос Виви. - Я кого-то чувствую. Это маг.
В траве поодаль залег крылатый, вперившись недвижным взглядом в четверку перед бочкой и сжимая в кулаке чокобиное перо. Он прижимался к земле, чтобы не быть замеченным, и время от времени проползал несколько метров вперед, волоча за собой пышные крылья, останавливался и замирал снова.
Зидан застыл на месте. Штейнер и Кинжал непонимающе уставились на юного волшебника. Тот стоял, крепко зажмурившись, сунув руки под шляпу, видимо, сжимая виски - если они у него были - и плавно поворачиваясь из стороны в сторону.
- В бочке, ты хочешь сказать? - спросил Зидан. - Чугунка, понимаешь, они там делают кукол-магов, не знаю уж, зачем. Так они там, что, живые?
- Нет-нет. Маги в бочке - просто куклы... Кажется. Этот - живой.
Крылатый вжался в землю, готовясь к решающему прыжку.
- Ничего не понимаю. - озирался по сторонам Зидан. - Что ж ты можешь почувствовать? Здесь никого живого, кроме нас, нет.
- Я тоже кого-то чувствую. - нервно сказала Кинжал. - Да. Он нас боится... Да. И ненавидит.
- Да. - поддержал ее Виви. - Но он сильный.
- Не нравится мне это. - вставил Штейнер.
- Что-о? - сделал большие глаза Зидан. - Что все это значит? Я-то почему ничего тогда не чувствую?
- Маги могут чувствовать, по крайней мере, присутствие друг друга. - сказала принцесса. - Странно... последний раз я ощущала такое в Ледовой пещере. Но этот другой. Чего он ждет?
- Только не говори, что ты тут тоже волшебница. - фыркнул Зидан. - И еще же тебе, Чугунка, что-то не нравится. Вот от тебя я способностей к магии не ожидал. Тогда я в вашей магической компании остаюсь в полном одиночестве. Как полностью неспособный к волшебству.
Он оборотился лицом в чистое поле, отошел на несколько шагов, замахал руками и закричал:
- Эй, ваша магикальность, выходите, где уж вы прячетесь, поболтаем, чайку мы вам предложить не можем, но компания у нас приятная! Как раз по вам!
Трава прямо у его ног вскипела, и единственное, что успел заметить Зидан - кулак, летящий к его лицу. Затем страшный удар заставил его перевернуться в воздухе и, не успел он рухнуть носом в траву, а крылатый уже тенью метнулся мимо. Все происходило слишком быстро. Штейнер, не успев обернуться, но почувствовав что-то неладное, схватился за меч, но крылатый расправился с капитаном, даже не прикасаясь к нему. Новоприбывший волшебник - как и положено, в шляпе с широкими полями и высоченным верхом, в какой-то голубой хламиде и с огромнейшими крыльями за спиной - выкинул руку влево, в сторону Штейнера; в воздухе что-то дрогнуло, и Штейнер отлетел прочь, спиной вперед, прокатился по траве и сел. Выражение лица у него было глупое донельзя. Крылатый ухватил даже толком не сопротивляющуюся принцессу за талию, взмахнул огромными крыльями и свечкой взвился вверх с Кинжал на руках.
Он бы и ушел, сделав свое дело в течение каких-то секунд: те противники, которых, по его мнению, можно было воспринимать всерьез, валялись в траве, а ошеломленная принцесса не оказала никакого сопротивления. Крылатый, однако ж, не мог учесть всего; он не приметил Виви или не сочел его за сколько-нибудь серьезную угрозу, а маленький маг просто рванулся вперед и в последний момент обеими руками схватил похитителя за полы голубого плаща и повис у крылатого под ногами. Сил у крылатого хватило бы, чтобы унести прочь и принцессу и мага, но не хватило на это сообразительности; он стал отбрыкиваться, а тем временем подоспели пришедшие в себя Зидан и Штейнер и сташили его вместе с ношей на землю, вырвали принцессу из рук и скрутили, навалившись всем весом.
- Ага! - сказал Зидан, смахивая пот со лба. - Не хотите по-хорошему, будем по-плохому...
Горе-похититель, не в силах пошевелиться, злобно глянул на него снизу вверх. Зидан успел уже несколько привыкнуть к странному безличию магов, когда под полями шляпы нет ничего, кроме тьмы и горящих в ней глаз, но и сейчас вздрогнул, увидев это не-лицо и почувствовав на себе пронизывающий взгляд. Крылатый маг перевел сузившиеся в синие щели глаза на Штейнера, и тот вздрогнул тоже, а Зидана вдруг захолонуло воспоминанием будто из далекого прошлого, но на самом деле всего-то изо вчерашнего дня: Ледовая Пещера, вой полярного ветра за спиной, тихий звон колокольчика и такой же безумный взгляд из-под полей шляпы.
- Ты - Черный Вальс. - убежденно сказал Зидан.
Крылатый маг не сразу, но согласился:
- Верно. Умница. Я - Черный Вальс Второй.
Голос у него был какой-то неровный, ломающийся, как у подростка, но куда более живой, чем у Первого Вальса.
- Зидан, что это значит? - тревожно спросила сидящая на траве Кинжал. - Ты его знаешь?
- Лично его - нет. - ответил Зидан. - Но... вчера... когда вы все потеряли сознание из-за метели...
- Достаточно. - сказал Черный Вальс, смотря прямо на Кинжал. - Принцесса Гарнет, королева ожидает вас в замке. Сопротивление бесполезно. Пойдемте со мной, принцесса. Или вы пожалеете.
- Послушай, парень. - сказал Зидан крылатому магу. - Ты один, а нас четверо. И я в данный момент на тебе сижу. Ты не в том положении, чтобы кому-то угрожать, ясно?
Черный Вальс не обратил на его слова ни малейшего внимания.
- Принцесса Гарнет, я повторяю свое предложение. Или вы пожалеете.
- Я в замок не вернусь! - отрезала девушка.
Тут реплику подал и Штейнер:
- И вообще, я, капитан Адельберт Штейнер, уже сопровождаю принцессу в замок! Мы можем договориться, раз уж у нас одно общее дело...
- Чугунка, что ты мелешь? - возмутился Зидан, но Черный Вальс немедленно разрушил надежды Штейнера:
- Нет у нас общего дела. Я убью любого, кто станет у меня на пути.
И, сказав это, он стал подниматься. Зидан воображал, что держит его достаточно крепко и вырваться у Вальса шансов нет. Но Вальс поднимался, и было не более возможно пытаться удержать его, чем идущий на малом ходу локомотив. Если в рукопашной борьбе с первым Черным Вальсом у Зидана были какие-то шансы, то сейчас - никаких не было и у Штейнера: Второй Черный Вальс был силен чудовищно, и Штейнера он легко отпихнул в сторону, хотя капитан прилагал все усилия, чтобы хотя бы задержать противника на земле, а уж Зидан отлетел вбок мячиком. Штейнер схватился было за меч, но Вальс снова ткнул в его сторону пальцем, воздух опять дрогнул, и Штейнер полетел в траву.
Вальс поднялся, и стало ясно, что даже без учета неизвестного фактора, то есть Бог весть каких магических способностей крылатого волшебника, справиться с ним даже в рукопашном бою будет сложно. Обезьяноподобия Первого Черного Вальса во Втором было ни на гран, он был сложен как хороший борец - широкие плечи, мускулистые руки, ноги под плащом короткие, но крепкие, трудно было и поверить, что под одеждой мага не было ничего, кроме завороженного тумана. И - крылья. Огромные, широкие, не чета тряпичным висюлькам упокоенного в Ледовой Пещере предшественника, тесно укрытые рядами темно-синих перьев.
Освобожденный Вальс расправил плечи и повел головой, и стало слышно, как хрустнули разминаемые - но несуществующие ведь, да? - шейные позвонки. Воздух у его сжатых кулаков сам собой задрожал знойным маревом над накаленной солнцем дорогой, но повеяло от мага холодом, и Зидан понял: будет бой.
- Я убью любого. - повторил крылатый Вальс. - Вы пожалеете, что стали у меня на пути.
|
|
