|
ТВЕРДЫНЯ СЕМИДЕСЯТИ КОРОЛЕВ
|
Две тысячи лет... трудно представить себе такую древность, но замку было две тысячи лет, и построили его руки человеческие. В те дни мир был молод, и он был совсем иным - не разлился еще по равнинам континентов зловещий Туман, как говорили легенды. Не бродили в нем страшные создания - перекореженные неведомыми силами животные и растения, небеса были сини, сияющие снегами горы высоки, моря глубоки, леса обширны. Землей тогда правила магия, если верить тем же легендам; и иных городов и стран доносят до нас предания: Конерия, Мельмонд, Правока, Лефейн, совсем уж сказочные Дуэргар и Эльфхейм... Все эти названия, почти погребенные в глубоких наносах времен, настолько полусказочны, настолько веет от них мифом - что многие и считали их мифом, легендой, годной лишь для детей и полусумасшедших историков. Но было одно имя, в реальности которого, в реальности его носителя не позволял себе усомниться никто.
Александра Хайвинд Тайкун.
Первая королева Александрии. Личность полулегендарная - и в то же время абсолютно реальная. Непобедимая воительница и мудрый правитель, она правила драконами и путешествовала верхом на них среди облаков. Она заложила первый камень александрийского замка - старейший обработанный камень в мире. Она установила законы, по которым жила Александрия. Здесь, под небесами Александрии, хранили след ее ноги древние мостовые. Здесь, в королевской библиотеке хранились книги, написанные ее рукой. Она сражалась в тысяче битв и ни разу не проиграла.
Но - все люди смертны. Александра Хайвинд Тайкун умерла - не в битве. От старости.
Но - герои не умирают. Александра Хайвинд Тайкун осталась жить в памяти своего народа. Множество правителей наследовали ей, но люди помнили ее одну.
А Александре Хайвинд Тайкун наследовали около четырехсот или даже более пятисот королев и прочих правителей, всего в четырех династиях. Но память народная и вместе с ней летописи, ведшиеся с незапамятных времен, хранили имена Семидесяти, и Александра Хайвинд Тайкун была Первой. Семьдесят королев были именно теми правителями, каким дают титулы Великих, Сильных, Мудрых; если на то пошло, Кровавых и Грозных - пусть так, но и Кровавые и Грозные королевы вместе с Великими и Мудрыми навсегда вписали свои имена в скрижали мировой истории. Были среди них отважные воительницы, подобные самой Александре, были хитрые дипломаты, предпочитавшие воевать не мечом, а словами - и доказавшими, что слово опаснее меча; были правительницы, более заботившиеся о народном благе, чем о завоеваниях. Были поэтессы, философы, астрологи. Были и коронованные волшебницы, воскресившие забытое со времен Александры искусство править драконами. Были трудолюбивые строительницы на троне, вознесшие башни Александрийского замка на невероятную высоту и выстроившие прекраснейшие здания в городе, носящем имя все же первой королевы. И, хоть замок строили поколения, люди по вечерам любовались мерцающей в лучах заката громадой и говорили детям: "Это замок. Его построила Первая королева Александра Хайвинд Тайкун".
* * *
С шипеньем и треском огромные часы в огромном пустом зале били полночь. Удары неслись над зеркальным паркетом; и лишь старые портреты и застывшие на вечной страже доспехи внимали им. И, как только в тишину замка упал последний удар, распахнулись огромные двери справа, и в зал, звеня бубенцами дурацкого колпака и метя пол невероятной длины рукавами, вбежала крошечная фигурка в синем и белом.
- Мы в беде! Мы в беде! - завывала она.
И тут же распахнулись другие двери, напротив первых, и, также звеня бубенцами и метя рукавами сияющий паркет, вбежала в зал другая фигурка, ростом не выше первой, да и вообще - можно бы решить, что это та же самая первая или ее отражение в зеркале, если б не была она уже в красном и белом.
- В беде мы, в беде мы! - вторила она первой.
- Это ужасно! - завыла первая справа, обливаясь глицериновыми слезами, оставлявшими дорожки в густом гриме высохших щек под впавшими злыми глазками.
- Королева Брана нам головы отрубит! - зарыдал и испортил грим на сухом старческом личике двойник слева.
- Мы должны поспешить! - завопил правый.
- Поспешить мы должны! - подтвердил левый. И они поскакали по лестнице вверх: один ступит левой ногой, другой - правой, один правой - другой левой, в зеркальном отражении.
- Мы в беде! - В беде мы! - Мы в беде! - В беде мы! - вопили более или менее синхронно они.
Это были королевские шуты, Зорн и Торн. Трудно сказать, откуда они вообще взялись при дворе: королева не считалась особо веселым человеком - возможно, когда-то эти двое ее развлекали с успехом, но те времена давно прошли, и королева держала шутов скорее по привычке. Да и сами шуты были не особенно веселыми людьми: дурацкое искусство не располагает к веселью, и в цирке самые грустные люди часто - клоуны. А это были не просто клоуны.
Неразлучные Зорн и Торн, кстати, говоря, были вовсе не близнецами от рождения - они сроднились за много лет совместной службы и - каждый стал зеркальным отражением другого. Что один думал, то говорил другой, что делал один, то тут же неосознанно повторял другой. Это была одна душа в двух телах, и, надо сказать, весьма злая душа. За спинами шутов шептались, что они не вполне вменяемы, но в глаза что-либо говорить боялись: шуты, по слухам, владели черной магией.
Симметрия зеркальных отражений нарушилась, когда оба добежали до того холла с четыремя дверями и лестницей, где несколько ранее мы видели Зидана, Бланка и неземное создание.
Сине-белый Зорн засеменил к передней двери, но его остановил неуверенный голосок красно-белого двойника:
- Верный путь, это не!
- Я знаю, это не верный путь! - твердо сказал Зорн, резко остановившись.
- Действительно, ты уверен? - обратился к нему за подтверждением Торн.
- Я уверен, действительно! - еще тверже ответил Зорн.
- Удивляюсь я иногда... - вздохнул Торн, изготовившись зачем-то снова плакать.
- Н-не время удивляться! - запротестовал его двойник, и они поскакали далее на второй этаж по лестнице.
- Спешить к королеве Бране мы должны! - Мы должны к королеве Бране спешить! - вопили они. На втором этаже ситуация повторилась, и неизвестно, сколько раз бы они заботливо указывали друг другу дорогу возле каждой двери, если бы очередной проход не оказался дорогой в королевскую ложу.
- Ваше Величество! - Видеть королеву мы должны! - завыли шуты, толком не разобравшись, где они, собственно, находятся и что преграждает им дорогу.
Дорогу им преграждал вышеописанный громила-капитан Штейнер, у которого были вполне ясные представления, кого к королеве пускать, а кого не пускать. Пускать, кстати говоря, он никого вообще не собирался.
- Ее Величество занята! Приходите попозже! - голосом, вовсе не приветствующим посягательства на свободное времяпровождение королевы и в более поздние сроки прорычал он и расставил руки в стороны, давая понять: кто-либо пройдет в ложу только через его труп. Шутов он не боялся, Зорн и Торн, будь они хоть первыми магами в мире, могли сидеть перед Штейнером до морковкиного заговенья, но в ложу не пройти.
Шуты выглянули в ложу из-за объемного корпуса капитана, искренне надеясь привлечь кого-то небезучастного к их отчаянному положению. И такой небезучастный нашелся. Точнее, такая небезучастная.
- В чем дело? Чрезвычайная ситуация? - раздался в ложе ясный, привыкший к командам голос.
Это была Беатриса, генерал армии и первая воительница во всем королевстве.
Беатриса происходила из древнейшего, богатейшего дворянского рода; ее предки верой и правдой служили всем четырем династиям. И Беатриса пошла по стопам бабок и матерей: чуть не с пеленок она научилась владеть мечом, принесла Клятву Верности в двенадцать лет и с тех пор служила Ее Величеству. Королеве Беатриса была предана всей душой, была готова и умереть за нее, и выполнить любой ее приказ. Скорее второе, так как убить Беатрису было, кажется, невозможно - давно уже в королевстве, да и во всем мире не находилось равного ей бойца.
Но все же в каком-то тренировочном бою Беатриса потеряла-таки правый глаз. Это было глупо и недостойно, истинную женщину украшают шрамы только полученные в битве - но с потерей пришлось смириться, и пустую глазницу навеки закрыла белая шелковая повязка, уйдя концами под прекрасные пушистые русые волосы, которым завидовала не одна женщина королевства. А в остальном Беатриса была прекраснейшей женщиной, первой красавицей двора - но под венцом представить ее было невозможно, настолько суровое выражение застыло на прекрасном лице. Беатриса никогда не улыбалась, никогда и никто не видел ее в гневе, и лишь иногда тень пробегала по лицу генерала - когда побежденные в смертельной битве просили у Беатрисы пощады. Ее иногда называли "Рыцарем, не знающим милосердия", но и жестокой Беатриса по-настоящему не была. Просто она не знала иных представлений о рыцарской чести, чести победителя.
- Да, да, чрезвычайная ситуация! - уцепился за брошенный Беатрисой спасательный круг Торн, а Зорн добавил:
- Настоящая чрезвычайная ситуация страшной срочности!
- Очень хорошо. Я подумаю, что я могу сделать. - Беатриса неспешно развернулась и пошла к трону.
- Очень благодарны мы будем! - Мы будем очень благодарны! - заверещали шуты.
- Черти бы побрали эту Беатрису, вечно пытается меня обойти... - заворчал Штейнер. Генерала Беатрису он боялся не больше, чем дурацкой черной магии. Все-таки возглавлял гвардейский полк, охранял лично Ее Величество и играл вовсе не последнюю роль в королевстве. Бывает ведь и так: политика монарха определяется тем, каких сановников к нему (к ней) охрана пустит, а каких - нет. Так что ролью самоварного крана в политическом процессе Штейнер вольно или невольно пользовался вовсю.
Беатриса вернулась с полдороги:
- А в чем, собственно, проблема?
- Ее Королевское Высочество... - начал Зорн.
- Принцесса Гарнет... - вставил Торн.
- В ОПАСНОСТИ! - взвыли оба. И зарыдали.
- Вижу. - сурово ответила Беатриса. - Ждите. - и снова направилась к трону.
Королева Брана, пристально следящая за разворачивающимися на сцене событиями, несколько минут делала вид, что не замечает вытянувшейся у каменного подлокотника Беатрисы; но наконец королева не выдержала и с недовольством обернулась:
- Не отвлекайте! Вы не видите, что я смотрю представление?
Беатриса начала:
- Ваше Величество, я вынуждена бояться, что принцесса Гарнет...
- А! Она только что вышла. - отмахнулась королева.
Беатриса оглянулась на шутов, которые делали ей какие-то знаки. Торн высунулся из-за Штейнера, насколько мог, и беззвучно шевелил губами, пытаясь что-то передать Беатрикс.
- Ваше Величество, по-видимому, принцесса Гарнет сбежала с Королевской Подвеской.
- Хорошо, хорошо. Всё... То есть как это?! - Брана, кряхтя, приподнялась с трона. - Генерал Беатриса!
Беатрикс вытянулась по стойке "смирно" еще больше прежнего:
- Ваше Величество?
- И капитан... э... Капитан Штейнер!
- Да, Ваше Величество! - вырос у другого подлокотника оставивший шутов охране Штейнер.
Брана повелительно махнула веером в воздухе:
- Идите и найдите Гарнет!
- Да, моя королева! - гаркнул Штейнер.
- Сию минуту, Ваше Величество! - Беатриса ударила себя кулаком по нагруднику открытой и изрядно, скажем так, декольтированной кирасы. В ту же минуту королевская ложа опустела. Брана, ворча и вздыхая, опустилась на сиденье трона и попыталась сосредоточиться на представлении.
Куда направилась Беатриса, нам неизвестно. Зато известно, куда отправился Штейнер: собирать своих гвардейцев. Он прошел по галерее, идущей поверху того самого, знакомой нам зала с изогнутой лестницей и четыремя дверями, остановился посередине, набрал в легкие воздуху и громовым голосом скомандовал:
- Р-Рыцари Плутона! ПАА-СТРРРОИТЬСЯ!
Громовой рев пронесся по всему замку, прорвался за каждую дверь и отразился эхом от каждой стены. Охранницы у дверей, ведущих во внутренние покои по ту сторону галереи, прижали ладони к ушам. В дальней комнате оборвался и упал портрет. Но это падение портрета было единственным следствием команды: ничего более не произошло. Не явилось на ковровой дорожке зала двойной шеренги подтянутых молодцеватых Рыцарей в сияющей броне. И вообще ни одного Рыцаря, хотя бы и вовсе не молодцеватого, не подтянутого, хотя бы и в пыли и паутине.
Пунцовый Штейнер издал горлом звук, по тональности напоминающий мышиный писк. Охранницы у дверей в конце галереи давились от смеха. Но, прежде чем Штейнер что-то смог сказать, отворилась дверь боковой комнаты и оттуда в коридор вывалились бравые Рыцари Плутона: заслуженный Второй Рыцарь Блютцен и заслуженный Третий Рыцарь Коэль, оба в кальсонах с тесемочками. Определенно, подтянутости и молодцеватости им не хватало, особенно Коэлю, наевшему себе к тридцати годам изрядное брюшко; но уж зато пыли и паутины на обоих было с излишком. Рыцари наперебой завопили:
- Капитан, сэр!
- Все собраны, построены и ждут ваших распоряжений!
Тут они сообразили, что последняя реплика расходится с реальностью, и замолчали. Штейнер, трясясь от злости, сбежал по лестнице вниз и завопил, раздавая подзатыльники обоим нерадивым подчиненным, в порядке строгой очередности.
- Да о чем вы говорите?! (Подзатыльник.) Вас здесь только двое! (Подзатыльник.) Где остальные? (Подзатыльник.) Где, никчемные бездельники? (Подзатыльник.) У меня приказ от королевы! (Серия подзатыльников.) Оденьтесь и ищите принцессу Гарнет. Марш!
Благодарные Рыцари исчезли. Штейнер фыркнул и направился искать остальных своих подчиненных.
А уж искать было где. Замок был огромен. Здесь было, наверное, несколько тысяч комнат, десятки и сотни метров коридоров. Были здесь тесные комнатенки по образцу стенного шкафа и просторные залы, по которым шаги и голоса отдавались эхом раз десять; были тесные коридоры с низкими потолками и узенькими окнами-бойницами, в которые едва можно было просунуть палец, и каменные колодцы в десять этажей вышиной, с застекленным окном высоко вверху. Были в замке места настолько странного вида, что один этот вид заставлял усомниться в душевном здоровье архитекторов. Были, конечно, кухни, оружейные, ткацкие мастерские, красильни, кузни, чокобятни, то есть стойла для верховых птиц чокобо, поскольку лошадей на Туманном континенте не было никогда; но все это пребывало в полном запустении. Добрую половину комнат замка не открывали и не проветривали лет сто-двести, если не все триста; картины на стенах зарастали паутиной и покрывались густым слоем пыли; оружие и доспехи ржавели; мебель тихо гнила в запертых комнатах; куда никто не заходил столетиями по отстутствию надобности; к тому же скучающие придворные и охрана распространяли самые нелепые слухи о всяческих необыкновенных и пугающих явлениях, якобы имеющих быть место где-то в глубинах замка. Поговаривали о каких-то таинственных бледных фигурах, блуждающих по темным лестницам, о оживающих якобы портретах и ходячих латах. Вроде бы в Александрийском замке было видимо-невидимо каких-то тайных ходов, о которых, впрочем, вроде бы хорошо знали и часто зачем-то пользовались неназываемые, но всем якобы известные лица. Где-то вдруг обнаруживались отпертые двери, из-за которых тянуло могильным холодом - а на следующий день исчезали. Где-то набредал человек в коридоре на люк в полу, среди зеркального паркета - а из люка, наоборот, дышало жаром и были видны багровые отблески пламени - а через полчаса люк исчезал, и, сколько паркет не простукивали, ничего найти не могли. Кого-то ударило током в душевой, где электропроводки отродясь не было, зато вроде бы были привидения; кто-то видел среди ночи, как в библиотеке на столе сама собой перелистывается забытая книга в полное отсутствие сквозняков.
Точно было известно только то, что под замком будто бы находятся какие-то загадочные подземелья, тянувшиеся под самим замком, конечно, под озером и даже под городскими строениями чуть ли не до окраин города Александрии. Незадолго до описываемых событий одна из младших сержантов вдруг провалилась среди бела дня в какие-то темные катакомбы под старой оранжереей, бродила там полдня в поисках выхода, а когда ее все-таки вытащили через ту же дыру в оранжерее - рассказывала о гигантских механизмах, очень старых, но в отличном состоянии, хорошо смазанных и выкрашенных и будто бы находящихся в этих самых катакомбах и о многом другом. Сержант в свободное время ходила по всему замку, распространялась о своем подземном приключении, и кое-кто из числа рядовых начал организовывать экспедицию в таинственный лабиринт. Болтливую идиотку вскоре вполне заслуженно отправили охранять границу в какую-то тьмутаракань, дыру в оранжерее оперативно заделали, но неясные слухи все еще ходили по замку, ширясь и обрастая совершеннейшими баснями.
Во всяком случае, точно можем сказать: никаких сказочных кладов под замком спрятано не было. Рядовые, в большинстве своем романтически настроенные девушки первого года службы, то есть лет восемнадцати, искали везде клады, распространяли нелепые слухи и сами им верили, Рыцари Плутона - взрослые, вроде бы рационально мыслящие мужчины, - занимались тем же самым, так что и день и ночь кто-нибудь ходил по замку и простукивал стены и пол.
Королева Брана по вступлении на престол начала приводить замковое хозяйство в порядок. Часть комнат была очищена от пыли, имущество переписано и инвентаризовано, население замка увеличилось более чем втрое, в основном за счет военных - но того было мало. Очищенные комнаты зарастали пылью заново; новоприбывшие солдаты и офицеры не меньше старожилов боялись ходить по пустым неизвестным коридорам, держась знакомых путей. Более того, загадочные и необыкновенные явления вдруг участились: бродили по замку бледные фигуры, разговаривали портреты, кого-то снова ударило током, но уже в библиотеке, и в библиотеке же на общедоступных полках обнаружились и тут же пропали какие-то удивительные опечатанные тома в железных переплетах с каббалистическими символами. В некоторых коридорах сами собой появились гигантские бочки в рост человека, тоже опечатанные; причем распространяться об этих бочках и о многом другом строго-настрого воспрещалось. Сам капитан Штейнер ходил по замку, прекращал нелепые разговоры о необъяснимых явлениях и щедро раздавал зуботычины направо и налево; кого-то наказывали дисциплинарно, кого-то понижали в звании, но ничто не помогало: слухи только множились.
А сейчас Штейнеру было не до слухов. Он нагрянул в трапезную, где накрывали гигантский стол на двести пятьдесят персон, и, разумеется, обнаружил там еще одного злостно уклоняющегося от своих служебных обязанностей гвардейца по имени, кстати сказать, Мюлленкедхейм. Указанный персонаж притулился на краешке стола, и на коленях он держал поднос, на который складывал по пирожному, по кусочку ветчины, по ложке салата - с каждого блюда, которое уставлявшие стол девушки-солдаты имели неосторожность мимо гвардейца пронести. Мюлленкедхейм, не вставая со стола, притормаживал покачивающуюся под тяжестью блюда рядовую длинной ложкой, какой размешивают бульон в больших супницах, и той же ложкой перекладывал что-нибудь к себе на поднос.
Вокруг кипела суета: солдаты носились туда-сюда, с волшебной быстротой устанавливая на необъятный стол блюда, покрытые никелированными колпаками; раскладывали сияющие снежной белизной тарелки и серебряные, золотые, мифриловые даже наборы вилок, ложек, ножей, хоть благородные дворяне и предпочитали есть руками. Мимо Штейнера с грохотом протащили стремянку: вешали серпантин и воздушные шары. Кто-то маленького роста, в поварском колпаке, обознавшись, видимо, ухватил Штейнера за обшлаг и начал говорить, сильно заикаясь, что, мол, сидит какое-то Ку на кухне, тратит ценные продукты и ничьих советов не слушает; Штейнер рявкнул на неизвестного в поварском колпаке, и тот перепуганно растворился в воздухе. Штейнера интересовал Мюлленкедхейм; тот, впрочем, уже увидел командира и с подносом в руках шел к нему.
- Здравия желаю, сэр! Вы только попробуйте, какая курочка! - и протянул цыплячье жареное крылышко Штейнеру под нос. Тому ничего не оставалось, как взять крылышко и надкусить.
- Н-неплохо... к-конечно... - выдавил Штейнер, давясь ароматным нежным мясом и выкашливая кости в руку. - Ты почему не на дежурстве?
- Веймар дежурит. - отмахнулся Мюлленкедхейм, забирая у капитана куриные косточки и метким броском отправляя их в плевательницу на другом конце зала. Репрессий за безделье со стороны капитана он не боялся - Штейнер к нему благоволил: Мюлленкедхейм был лучшим стрелком в роте.
- Все равно. - хмыкнул Штейнер У меня приказ от королевы... Ищи принцессу Гарнет!
- Принцесса Гарнет? Опять?
- Именно. Что - опять?
Мюлленкедхейм не ответил. Штейнер махнул рукой и направился к выходу. Гвардеец сунул блюдо под стол и побежал за уходящим капитаном.
Они побежали по бесконечным коридорам замка. Какое-то время Штейнер слышал, как за плечом у него пыхтит Мюлленкедхейм, потом гвардеец отстал, и дальше Штейнер бежал один.
Oн прогрохотал по паркету зеркального зала, где мы впервые видели шутов Зорна и Торна, побежал дальше и вдруг остановился, услышав знакомый голос:
- Завоевательная политика Барона... являлась прямым следствием... в течение примерно пятидесяти... то есть я хотел сказать... свидетельством... Бордам Даравон преобладание субпассионариев в период акмеической фазы...
Штейнер подкрался к двери с краю зала, из-под которой падала желтая полоска света. голос шел из-за нее. За дверью была библиотека.
Штейнер приоткрыл дверь и проскользнул в образовавшуюся дверь.
О! Что это была за библиотека! Одна из лучших в мире, наверное. Семьдесят королев десять или пятнадцать веков собирали книги. Когда-то близ города Карнак отрыли древнюю библиотеку, старую, как сам мир, там были тысячи книг - где они? В Александрийской библиотеке! Собирал свою библиотеку император Гешталь, пока не закачалась и не рухнула его империя, колосс на глиняных ногах; но где его книги? В Александрийской библиотеке! И множество книг пришло сюда другими путями - купленные у богатых дворян-коллекционеров и простых людей и прямо королевами, и через перекупщиков, и через сданные александрийцами в макулатуру старые-старые листы, и через прочитанные среди строк палимпсеста строки старые, соскобленные ради экономии пергамента; и даже просто через переписчиков, которым люди рассказывали: когда-то, где-то, давным-давно читал я такую-то книгу и запомнил из нее то-то...
Уже один неполный каталог, составленный Бог весть когда, занимал целый зал; каталог полный, доведенный пока только до буквы "Ё", занимал другой зал; полки с книгами везде доходили до потолка и занимали множество залов, переходов и подвалов. Сколько в библиотеке книг, не знала ни одна королева.
Книг было много. Очень много. Их было астрономически много. Дубовые полки проседали под весом фолиантов, оплетенных и в толстенную кожу бычьих шкур, и в тончайший, почти прозрачный сафьян, с переплетами матерчатыми и деревянными, а то и железными; книг с металлическими уголками, чтобы страницы не обтрепывались, и без оных; написанных вручную - всем, чем можно писать, от чернил до драконьей крови - на пергаменте, на старинной тряпочной бумаге, на тонкой рисовой, на сосновых дощечках, на коже всех сортов; отпечатанных во все эпохи книгопечатания; книг, в которых было всего несколько страниц или даже один переплет; других, которые были по толщине таковы, что в одиночестве занимали добрую треть книжной полки; третьих, что были опечатаны королевскими печатями, а некоторые из последних, в кованых железных переплетах, были оплетены от лиха цепями и заперты на навесные замки. Были в библиотеке книги на языках Туманного Континента, и Внешнего Континента, и еще одного Забытого Континента, где никто не жил уже тысячи лет, и заснеженной Эсто Газы на северном Затерянном Континенте; и заморского Дагерео, и на языке муглей, на семи языках Древних, на языке неведомых строителей руин Лонки, на мертвых языках Шуми и Мумба и с ними на многих других, на которых люди даже никогда не говорили, а говорил неизвестно кто.
Учитывая древность большинства книг, нетрудно было поверить, что, как говорили, добрая половина из них волшебные, и что они в самом деле бьют людей током и сами собой перелистываются по ночам. Во всяком случае, к большинству книг обычные люди не допускались, а только специально подготовленные, приведенные к присяге и давшие подписку о неразглашении библиотекари. В библиотеке были залы и хранилища, в которые посторонним вход был воспрещен, были такие, в которые был вход только по пропускам, такие, в которые пускали только в особые дни и только по монаршему разрешению, и даже такие, в которые вход был строго-настрого воспрещен вообще всем. Не очень-то и хотелось!
Но Штейнер в запретные залы не шел. Он прошел между первыми стеллажами и направился прямо ко столу в центре читального зала, доверху заваленному древними фолиантами. Посередине стола сиял круглыми полированными боками огромный глобус, а вокруг - сидела и пила чай местная интеллигенция: библиотекари, архивариусы, специально допущенные из города студенты и прочая интеллектуальная шантрапа. Во главе стола стоял молодой человек небольшого роста, стриженный под машинку, листал книгу и вещал внимающим ему слушателям:
- В то время как... На что указывает Азлаам Дюрай, авторитету которого... Что позволяет провести известную ана-ана-ана-ана. - он увидел Штейнера, сильно смутился и стал искать под столом гвардейский шлем.
Штайнер снисходительно сказал:
- Ну, Лаудо, ты же Рыцарь Плутона! Тебе полагается проводить время в военных учениях, а не за книгами.
- А давайте, я лучше писателем буду. - заикнулся Лаудо.
В голосе Штейнера появился металл.
- Будешь-будешь. Потом как-нибудь. М-марш искать принцессу Гарнет!
Лаудо с отчаянным лицом похватил поданный ему симпатичной студенткой по правую руку шлем, надел его и побежал прочь. Интеллигенция повздыхала, усадила на место Лаудо нового оратора и продолжила чаепитие. Штейнер вышел.
Он вышел из дверей, ведущих на открытый воздух, на аллею, куда падал рассеянный свет из узорчатых окон, прошел далее на пристань, потом еще дальше, надрал уши еще паре-тройке попавшимся под ноги бездельникам-гвардейцам, отсчитал три десятка подзатыльников сопляку и лоботрясу Веймару, оставившему пост и целовавшемуся в пролете лестницы с милой девушкой, по званию, кажется, младшим лейтенантом. Младшая лейтенантша тихо ушла, надеясь не вызвать и на себя гнев Штейнера, Веймар тоже, потирая затылок, пошел на пост; и Штейнер пошел дальше, но тут услышал обрывок разговора - между тем же Веймаром и кем-то еще: "Принцесса побежала на башню... своими глазами видел... искать, да?". Радость заплеснула капитана. Сломя голову он бросился в какую-то дверь, в другую дверь, пробежал по аллее, сбил с ног кого-то, заскочил в какую-то дверь - ура! Лестница, и лестница ведущая именно что наверх башни! И побежал по ней капитан... побежал... побежал... пошел быстрым шагом... пошел помедленнее... побрел, хватаясь за сердце, потому что не родился еще тот человек, что мог бы пробежать единым духом по винтовой лестнице пятнадцать этажей.
К тому моменту, как Штейнер вывалился с лестницы на верхнюю смотровую площадку башни, он уже едва держался на ногах от усталости, а дышал так, словно загнанная птица чокобо, которую заставили на предельной скорости везти тележку на край света и всю дорогу читали нотации по поводу перерасхода корма. Штейнер тяжело опустился на последнюю ступеньку лестницы и принялся бронированным кулаком вытирать пот со лба.
- Фу-у... Усталость расправляет свои черные крылья... - изрек он. Какое-то время капитан молчал, потом вдруг вскочил на ноги, - Нет! Нельзя и думать подобным образом! Принцесса должна быть найдена!
С этими словами Штейнер заметался по площадке, надеясь, что принцесса прячется где-то у него под носом. Никого он, конечно, здесь не обнаружил и собрался было спускаться вниз, как вдруг взор его абсолютно случайно упал на верхушку башни напротив, где по такой же площадке пробежала фигурка в белом и скрылась с виду. За ней гналась другая фигурка в голубом и при хвосте. Не думаем, что нужно объяснять читателю, кто это были. Фигурки исчезли за надстройкой башни... снова появились и снова исчезли... Короче, принцесса Гарнет, а за ней и Зидан, сбросивший уже мешавшие доспехи Рыцаря Плутона, нарезали круги по площадке соседней башни, минут пять уже, наверное.
Штейнеру тоже ничего объяснять было не надо:
- Постой-ка! Вон там! - завопил он. - Это же принцесса Гарнет! Преследуемая разбойным образом! Не бойтесь, моя принцесса - ваш рыцарь идет!
Он действительно порывался куда-то идти, топал ногами на месте и размахивал руками подобно ветряной мельнице, но толку от всего этого было мало - расстояние между башнями было метров тридцать, а летать рыцарь не умел.
|
|
